Львиные сердца котов св. Николая

Подарок с родины

На Кипре скоро начнется туристический сезон… Телевизионные экраны уже пестрят сердечками на фоне лазурного моря и заманчивыми призывами «Love Cyprus». С середины мая вполне можно купаться, причем путешественник в это время года чувствует себя гораздо комфортнее, чем летом.

Мы были на Кипре в конце сезона, в ноябре, когда этот благословенный край ничуть не хуже, чем весной. Фото (Creative Commons license): Verity Cridland

Нас ожидала встреча с неким русским «островитянином», загадочным Федором Васильевичем (мы так и не узнали, что его держит в этих краях), которому его московские друзья просили передать небольшую посылку. В ней было то, о чем оторванный от родины соотечественник больше всего скучал на чужбине. Это был не черный хлеб и не соленые огурцы, которых, как известно, за пределами России и не сыщешь. Нет, там была селедка — самая обычная, из бочки. Селедка, конечно, и на Кипре водится, но не такая.

В нашем простеньком гостиничном номере холодильник отсутствовал, а мистический Федор Васильевич на телефонные звонки долго не отзывался, и мы были крайне обеспокоены сохранностью подарка. Когда, наконец, мы встретились — любезный хозяин предложил разделить с ним трапезу. Спасло всех только то, что многострадальную, немного затухшую селедку он щедро полил соком только что сорванного с ветки лимона. Так что знакомство наше ничто не омрачило, а Федор Васильевич нам потом здорово помог.

Ключи от храмов

Помощь Федора Васильевича стала актуальной, как только выяснилось, что на Кипре плохо с общественным транспортом: местные все на своих машинах, а туристам предлагаются только экскурсии. Но мы хотели увидеть не только то, что показывают всем. И тогда Федор Васильевич раздобыл нам машину с водителем, поскольку рулить мы не обучены, и вызвался быть нашим гидом по кипрской глубинке.

В горных селениях мы обнаружили многочисленные средневековые храмы с потрясающими фресками. О таком мы и не мечтали несмотря на то, что к поездке основательно подготовились. Особенно поразил Византийский музей в деревне Пидула — маленький, но вполне «настоящий», с прекрасными иконами XIV–XV веков.

Пидула. Фреска патрона местной церкви — Архангела Михаила. XV век. Фото автора

Ключи от церквей хранятся обычно у одного из прихожан, и, даже добравшись до того или иного села, сами мы вряд ли попали бы внутрь: по-английски в горах говорит далеко не каждый, а мы не владеем греческим. Федор Васильевич обеспечивал нам взаимопонимание с местным населением и такие впечатления, на которые не может рассчитывать обычный турист.

Слава Львиного Сердца

Что же помимо личных воспоминаний — а это было второе наше путешествие — связано для нас с этим островом? Прежде всего, образ Киприды-Афродиты, вышедшей из пены морской у его берегов. Как у Йоргоса Сефериса (Γιώργος Σεφέρης, 1900–1971): «Вон там, вдали, в порывах веста из морской волны явилась Афродита. Камнем Грека зовется это место». Это все о Кипре.

Затем Ричард Львиное Сердце (Richard the Lion Heart, 1157–1199), сыгравший в Лимассоле свадьбу с Беренгарией Наваррской (Berengaria of Navarre, 1165–1230) — «благонравной девицей, милой женщиной, честной и красивой, без лукавства и коварства». Его замок непременно показывают любознательным туристам. Прославленный паладин захватил Кипр мимоходом, направляясь в Святую землю биться за Гроб Господень. Неразумно было оставлять в тылу остров, которым правил союзник непримиримого врага крестоносцев султана Саладина (Salah ad-Din Yusuf ibn Ayyub, 1138–1193) — Исаак Комнин (Ισαάκιος Κομνηνός, 1155-1195). Представитель известной аристократической византийской фамилии, наместник Кипра, он в 1184 году объявил остров независимым, а василевс Андроник I (Ανδρόνικος Α’ Κομνηνός, 1118–1185), под которым и так шатался престол, ничего не смог поделать с самопровозглашенным владыкой.

Рыцарственный Ричард был глубоко оскорблен тем, как Исаак Комнин обошелся с пилигримами, застигнутым бурей у берегов Кипра. Одним из первых в руки коварных греков попал корабль с невестой короля, захваченной греками в почетный плен. На требование вернуть путешественникам свободу и имущество Ричард получил чрезвычайно неучтивый ответ. «Ещё чего захотели, сир!», — глумился опьяненный властью и безнаказанностью Комнин. Услышав эти «поносные» слова, Ричард только кратко сказал своим: «Вооружайтесь».

Король был горяч, но опытен, а его воины закалены в битвах. «Греки были у себя дома, — повествует хронист, — но мы лучше владели искусством войны». В этом англичане не сомневались. К тому же, далеко не все население Кипра поддерживало своего правителя, справедливо считая его тираном. При первых же успехах Ричарда многие добровольно переходили на его сторону.

В конце концов, покинутый своими людьми «вероломный император» Исаак, дочь которого попала в руки англичан, сдался на милость победителя, умоляя только об одном: «чтобы не был он скован железною цепью или связан веревками». Тогда великодушный Ричард заключил его в серебряные оковы, утвердив латинское господство над Кипром на четыре столетия.

Та самая башня Фамагусты

Год спустя Ричард продал остров за сто тысяч динаров тамплиерам, которые в качестве компенсации уступили его Ги де Лузиньяну (Guy de Lusignan, 1160–1194), бывшему властителю Иерусалима, потерявшему корону в борьбе с Саладином (1187). Лузиньяны правили Кипром до 1489 года. Их двор славился роскошью, распространяя на Запад моду на драгоценные шелка, остроносые башмаки и хеннины — женские головные уборы в форме заостренного колпака, которыми мы привыкли любоваться на средневековых миниатюрах.

Но благоденствие одних покупалось прозябанием других — так было и при Лузиньянах, так было и задолго до них. Тяжелая жизнь местного населения красноречиво описана в сочинении 1196 года «О несчастьях Кипра», принадлежащем перу Святого Неофита (Άγιος Νεόφυτος,  1134–1214), который подвизался в конце XII — начале XIII века в скиту близ Пафоса. Сейчас в монастыре Святого Неофита можно увидеть удивительные фрески, а среди сокровищ монастырского музея немало даров православных киприотов из России.

В 1489 году Лузиньянов сменили венецианцы. Говоря о Кипре, мы, конечно, вспоминаем Отелло, защищавшего остров, последний оплот Светлейшей Республики Венеции в Восточном Средиземноморье, от османов. Именно здесь, в одной из башен Фамагусты, которая сейчас находится в турецкой части острова, ревнивый мавр лишил жизни Дездемону.

Жертва турецкого пьяницы

Божественный кипрский мускат! Первое вино, отведанное мною в ранней юности — на экспорт в Советский Союз шли бутылки «с ангелочком», в которых золотился чудесный напиток. Фото (Creative Commons license): Leonid Mamchenkov

Именно вино, согласно одной из версий, стало причиной завоевания Кипра османами в 1571 году. Турецкой империей в то время правил недостойный наследник Сулеймана Великолепного (Birinci Süleyman, 1494–1566), сын знаменитой Роксоланы (Roxelana, 1505–1561), Селим II (İkinci Selim, 1524–1574), по прозванию Сархош (Пьяница). Его пристрастием к вину воспользовался некий Иосиф Нази (Yasef Nassi, 1524–1579), выходец из Португалии, еврей, появившийся в Стамбуле в последние годы правления Сулеймана. Потакая пагубной страсти престолонаследника, ему удалось войти к нему в доверие. Так, венецианский посол докладывал правительству республики: «Его высочество пьет очень много вина, и время от времени дон Иосиф посылает ему много бутылок вина, а также всяческую изысканную снедь». Став султаном, Селим II подарил Нази отбитый у венецианцев остров Наксос в Эгейском море, а главное — монополию на торговлю вином по всей территории Османской империи. Именно этому человеку принадлежит проект завоевания Кипра, который издавна славился своими виноградниками. Владея Наксосом, Нази, видимо, вошел во вкус. Щедрый Селим Сархош не заставил себя упрашивать. Однако правителем этого острова Иосифу Нази стать не удалось — в результате придворных интриг он был лишен монаршей милости, а вот османское владычество продлилось на Кипре более трехсот лет.

Кошачье монастырское воинство

Место же, о котором мне особенно хотелось бы рассказать, расположено на юге Кипра, близ мыса Кошка. Женский монастырь Святителя Николая, оживляющий эту пустынную местность, тоже носит название Кошачьего. За что обычные домашние твари удостоились такой чести, мы узнаем из старой легенды. Где-то в Раннем Средневековье эти места несколько лет подряд держала в своих страшных объятиях засуха. Кроме гибели урожая, она принесла с собой и другую беду: в небывалом количестве расплодились змеи. За ворота монастыря просто стало страшно выходить. В самом монастыре опасаться было нечего: многочисленные кошки, которым монахини всегда давали приют, умело расправлялись с ядовитыми пресмыкающимися. Но вот однажды, когда ударил колокол, зовущий монахинь к заутрене, все кошачье население святой обители поднялось и вышло за монастырские стены. Весь день они воевали с ползучими гадами и вернулись домой, только когда звук колокола оповестил о начале вечерни. Ночью битва продолжилась. Изувеченные, они вели войну, пока не очистили округу от змей. Большая часть из них не увидела победы своих сородичей.

«Мне помнится, глазами Саломеи смотрела кошка...» (Йоргос Сеферис). Фото (Creative Commons license): symmetry_mind

После этой истории, чтобы увидеть потомков чудесных кошек-змееборцев, в монастырь стекались толпы паломников. Говорили, что это особая порода, вывезенная из Египта и Малой Азии святой императрицей Еленой (Flavia Iulia Helena, ок. 250–330), которая посетила Кипр по пути из Иерусалима и воздвигла на острове несколько храмов. В монастыре Ставровуни она оставила частицу обретенного ею Животворящего Креста. Монастырь Святителя Николая тоже был основан в её царствование, в 325 году. Пережив владычество крестоносцев, Лузиньянов и венецианцев, обитель опустела вскоре после османского вторжения и была восстановлена лишь в начале 80-х годов недавно ушедшего века.

Мы миновали слепящий глаза солончак — пересохшее озеро Акротири, которое некогда соединялось с морем и давало окрестным рыбакам богатые уловы. В давние времена существовал обычай: все, что попадало в сети в день святого Николая (Άγιος Νικόλαος, ок. 270–ок. 345), 19 декабря, жертвовали монастырю, чтобы наступающий год был изобильным.

Навстречу нам взвился византийский стяг, где на золотом полотнище парит черный имперский орел. В череде войн и стихийных бедствий облик монастыря сильно переменился. Единственная древность — северный портал храма, сохранившийся от ранней постройки. Он украшен остроконечной аркой и беломраморными рельефными щитами, несущими гербы дома Лузиньянов. Яркая мозаика над входом — работа наших дней.

Монахини, их всего четверо, молятся и пишут иконы, трудятся в садах и варят дивное варенье из самых разных плодов этой щедрой земли. Мы застали их за сбором плодов оливкового дерева, которое кормит все Средиземноморье, не требуя практически никакого ухода, его даже поливать не надо. Нас принимала сестра Юлия, русская насельница монастыря. Рассказывала, что змеи здесь почти перевелись, чего не скажешь о кошках. Сестры не справляются и передали часть забот о них котолюбивым британцам, которые неподалеку от своей военной базы построили приют для братьев наших меньших — с оградой, домиками цвета морской волны и довольствием, по-армейски регулярным и калорийным. Но кошки все равно уходят в самоволку. Голос крови далеких предков зовет их под монастырские стены. А провожала нас истинная хозяйка этих мест, черная, как кипрская ночь, кошка Гермиона.

Вообще в странах Восточного Средиземноморья, побывавших под властью Османской империи, к этим созданиям природы относятся очень благожелательно. По преданию, однажды рядом с пророком Мухаммедом, который сидел, закутавшись в плащ, устроилась кошка. Вставая, провозвестник ислама отрезал полу своей накидки, чтобы не беспокоить задремавшее животное. А может быть, уважение к кошкам проникло на эти древние земли из Египта, где они почитались в образе котоголовой богини радости и веселья Бастет.

Из-за стены храма Параскевы Пятницы (Αγία Παρασκευή, III век) неподалеку от Пафоса навстречу нам величаво вышла кошка в ошейнике, украшенном крестиком со сверкающими стразами...