Валерия Новодворская: я замужем за Путиным

Он мне зарплату не приносит, а я ему обед не готовлю и белье не стираю. Живем, как Стива Облонский с Долли, не здороваемся, не разговариваем. А дом общий: 1/8 часть света. Или тьмы. Когда я его увидела впервые на экране в 1999 году, он как-то нехорошо, загадочно на меня посмотрел, и я поняла, что он положил на меня глаз.

Я замуж за него вовсе даже и не собиралась. Я принца ждала заморского или хотя бы Борю Немцова. Но вы же знаете, как это у нас принято на Руси: сначала «Матушка, матушка, что во поле пыльно?» Ну матушка зубы и заговаривает: мол, кони разыгрались. А потом: «Матушка, матушка, образа снимают, матушка, матушка, меня благословляют». И как водится: «Дитятко милое, Господь с тобою…» Я, конечно, не сказала «да», я совсем к алтарю не ходила, то есть на выборы, к избирательной урне. Но меня и не спрашивали. Нас венчали не в церкви… Нас сосватало и обвенчало агрессивно-послушное большинство. А шаферами стали члены «Единой России». И вместо марша Мендельсона во Дворце бракосочетаний нам сыграли советский гимн… Получилось хуже, чем в анекдоте: Путин меня не ужинал, но он меня танцует. чеченская война стала нашей первой брачной ночью. Вот так с тех пор и живем: я его терпеть не могу, а он — меня. Я могу перебить всю посуду в знак того, что хочу развода, а он и внимания не обратит.

Я, как каждая русская баба, нахожу облегчение в том, чтобы пожаловаться на плохого мужа. Хожу по радиостанциям, по митингам, по редакциям и жалуюсь. Мол, мужа в отставку или сразу в Нюрнберг, а я пойду за Касьянова или Немцова. Я уж и Бушу жаловалась, и Обаме, и Евросоюзу. «Не хочу, — говорю я им всем, — с Путиным жить. Разведите вы нас». А они с Путиным соглашения подписывают. Что им до моих женских слез? И не я одна такая, у моего мужа еще 300 жен и 700 наложниц, и все демократы. И мы вместе плачем и рыдаем, но как ни голосим — Путин остается при нас. А другие не могут понять, чем мне Путин не по душе. Не пьет водку, не курит. Без вредных, то есть, привычек. Спортом занимается. И такой могущественный! Налево посмотрит — заложники «Норд-Оста», отравленные, падают, направо посмотрит — детишки в бесланской школе сгорают. Недавно чуть целую сверхдержаву не завоевал, Грузия называется, да американские супостаты помешали. И никого не боится, особенно Бога. Своих врагов, юкосовцев зловредных, прямо на Лобном месте судит. Говорят, что мне должно быть лестно. Я им всем отвечаю: «Пусть лучше водяру хлещет, чем кровь чеченских младенцев, ритуально принесенных в жертву на имперский алтарь. Мне бы что-нибудь тихое, приличное, европейское». И живем дальше.

Мне бы с любовником сбежать: в Штаты, во Францию, в Англию, куда все добрые люди бегают. Но тогда и дитятко наше, и весь дом — все ему достанется. А развод не пре­дусмотрен. Только через Центризбирком… Браки заключаются на бюллетенях.

И потом, этот муж без вредных привычек — не добытчик. Последнее из дома тащит своим дружкам. То Лукашенко, то Чавесу, то киргизским пациентам. А какой опять-таки бабе нужен муж, который не может заработать и с дружками соображает на троих — пусть не водку, а остатки колониализма?

Я знаю, что он меня переживет. Он молодой, спортивный, а я старая, больная. И страшно делается: дитятко наше убогое, которое нянька еще в роддоме на голову уронила, с детским церебральным параличом и задержкой умственного развития, по имени Россия, ему достанется, и некому будет сиротку даже пожалеть…