Неудобная «Школа»

Такой свистопляски не было с советских времен, когда отечественное кино было массовым искусством и каждое допущенное его создателями нарушение гласных или негласных табу вызывало шок и ярость – либо у публики, либо у цензуры, либо у той и другой сразу.

Повторение пройденного наводит на мысль, что за 20 лет из руин советского пространства выросла ханжеская мораль, частично похожая на советскую. Но если раньше общественное ханжество могло обернуться трагедией для авторов, то нынче перед нами не более чем фарс. Когда департамент образования Москвы и коммунисты Санкт-Петербурга независимо друг от друга называют «Школу» диверсионной вылазкой и объявляют священную войну одному лишь призраку реализма на экране – это вызывает даже не смех, а стеб.

С другой стороны, народная поговорка «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива» не учитывает, что зеркало искусства всегда кривое и потому не может ответить человеку, созерцающему отражение, чем обусловлено замеченное им искривление – свойствами отражаемого объекта, физиономией или особенностями зеркального стекла. Так что когда одни зрители кричат: «Это клевета!», а другие им отвечают: «Да вы вокруг себя посмотрите!», из этого можно сделать только один, столь же правильный, сколь и банальный вывод – вокруг себя разные люди видят разные вещи. Чуть менее тривиально то, что эта разность видений применительно к школе имеет вполне отчетливый социальный характер, поскольку в постсоветское время образование стало более «классовым», чем раньше, и школьный опыт, скажем, сына олигарха очень сильно отличается от школьного опыта дочери уборщицы. Не менее резко могут разниться кругозоры других участников и наблюдателей школьного процесса.

На общественный разлад накладывается эстетический. Множеству людей – что из верхов, что из низов – свойственна наивная уверенность, будто каждый отдельный фильм обязан одновременно отражать всю полноту мира и нести воспитательный заряд, предоставляя зрителям «положительные» примеры. Вообще говоря, одно с другим несовместимо. Отсюда бесконечные и бессмысленные требования соблюдать «реальное соотношение» протагонистов и антагонистов, выводить «типичные» характеры, обеспечить победу добра над злом и так далее. Если зрителям чудится уклон в первую сторону, говорят: «Лакировка!», если во вторую – «Чернуха!». При этом противники «чернухи» обычно призывают соответствующие органы покарать фильм или его создателей.

Противоречия многократно усиливаются, когда в фильме или сериале речь идет о том, что касается буквально всех, – о том, чему учат и как воспитывают наше будущее – детей. «Школа» вовсе не открывает эту болезненную тему – семейное воспитание очень жестко рассматривалось в «Возвращении» Андрея Звягинцева, в «Похороните меня за плинтусом» Сергея Снежкина, школьно-семейное – в фильме той же Германики «Все умрут, а я останусь». Но эти фильмы по ряду причин стали достоянием относительно небольшого круга людей, а «Школа» «выстрелила» благодаря собственным качествам, и не в последнюю очередь потому, что застрельщиком выступил Первый канал. То, что до сих пор предназначалось для позднего «Закрытого показа», было показано тогда, когда телевизор смотрели миллионы людей – дети и родители, учителя и ученики. Нарушение полугласного табу под названием «Что дозволено смотреть Юпитеру, не дозволено смотреть быку» еще более обострило реакцию. Разумеется, со стороны канала это была продуманная и, не исключено, согласованная «наверху» акция. В ней можно усмотреть и желание расширить аудиторию, и стремление получить прибыль от эксплуатации острой темы. Но, вероятно, было и нечто большее – понимание, что проблема будущего России не решается усилиями отдельных общественных групп, а может быть решена лишь усилиями всего общества. Лучше Валерии Гай-Германики, одно имя которой вызывает оторопь у ортодоксов, и ее команды в этом случае никого найти было нельзя. Намерения части «верхов» совпали с намерениями молодых и довольно радикальных кинематографистов.

Сам сериал снят в знакомой профессионалам, но непривычной для дилетантов манере, которую можно возвести хоть к «синема-верите», хоть к «Догме», хоть к «кино.doc». Точка зрения камеры с большим или меньшим эффектом имитирует то ли взгляд школьника, то ли взгляд мухи, по своим соображениям перелетающей с места на место. Обычная для «школьных» фильмов дистанция между снимающими и снимаемыми укорочена до минимума. В соответствии с эстетическими установками направления ни протагонистов, ни антагонистов на экране нет – есть персонажи, за которыми ведется наблюдение. На вопрос «зачем?» предлагается ответить зрителям. Поскольку зрители бывают очень разные (см. выше), кому-то кажется, что он наблюдает происходящее сквозь дырку в сортире, а кто-то свидетельствует, что видел то же самое в других общественных местах, и благодарит авторов за предоставленную возможность взглянуть на это со стороны – через экран.

Съемка с пространственной позиции школьника вовлекает в действие одних и отталкивает других. Взрослые зрители сетуют, что создатели сериала лучше понимают детей, чем родителей и педагогов, что неудивительно, если принять во внимание возраст Гай-Германики и ее товарищей. Но ведь никому не запрещается снять «Школу-2» с позиции родителей и «Школу-3» с точки зрения педагогов или соединить три ракурса в одном фильме.

Что же до смыслов и месседжей произведения, возмутившего общественное спокойствие, то один из них можно выразить так – российский подростковый мир (миры ряда других стран тоже, но не о них речь) живет по правилам стаи, над которыми взрослые невластны, и эта модель воспроизводится из поколения в поколение. Но люди стаи препятствуют развитию цивилизованного общества, основанного на других законах. Так что «Школа» всего лишь предлагает семье и школе осознать данное обстоятельство, сделав соответствующие выводы. Это и является частью ответа на глобальный вопрос о модернизации страны.

Автор – кинообозреватель «НИ», президент Гильдии киноведов и кинокритиков России