Виктор Сухоруков: плакать легче, чем быть смешным

Он абсолютно независим. И в суждениях, и в творчестве. Как ему удаётся сохранять это качество на протяжении тридцати лет в театре и кино – неизвестно.

– Почему после окончания ГИТИСа вы не остались в столице, а поехали в Ленинград, в Театр комедии?

– Я вот сейчас даже сам не понимаю, что меня в Ленинград понесло. Я ведь до отъезда не был в Ленинграде никогда. Даже на экскурсиях. И вдруг по окончании института мы показались в нескольких театрах в Москве, а потом в Питере. И когда питерский Театр комедии возглавил Пётр Фоменко, он пригласил меня, 26-летнего актёра, на главную роль – сыграть 70-летнего старика. И прожил я здесь 25 лет, а потом вдруг понял, что меня в Питере ничто не держит. Я ни к чему не прирос, ничего не накопил, не обустроился и вернулся в Моск­ву с удовольствием. Город меня принял. Я обласкан Москвою. И счастлив чувствовать себя москвичом. Тогда в чести были другие приоритеты, мы тянулись к прогрессивным, на наш взгляд, режиссёрам. Я знал, что Фоменко бунтарь и диссидент, ставил лучшие в то время спектакли. В театре меня считали любимчиком режиссёра, он действительно меня любил, уважал и терпел.

– Почему же терпел?

– Я был праздным, весёлым, лихим и необузданным. Когда Пётр Наумович ушёл из театра, меня выгнали по «волчьей» статье, без права устройства на работу в течение полугода. Мы –
молодые артисты – пили, гуляли, прожигали жизнь. Но почему-то именно меня невзлюбило начальство. Хотя совесть моя чиста: я не сорвал ни одного спектакля.

После ухода из театра работал грузчиком, посудомойщиком, хлеборезом. Новая жизнь началась в 1989 году, когда режиссёр Юрий Мамин пригласил меня сняться в его фильме «Бакенбарды». Потом Алёша Балабанов утвердил меня в свою дебютную ленту «Счастливые дни». Своими картинами он «сделал» меня, а я, надеюсь, помог ему.

– Вы часто играете отрицательных персонажей. Не надоело перевоплощаться в мерзавцев?

– Я действительно ни одного положительного персонажа не сыграл. Когда живёшь с этими образами, «воспитываешь», материализуешь их, разное случается. И депрессии, и бессонные ночи. Во время съёмок у Балабанова в фильме «Про уродов и людей» было так тяжело, что я сорвался, меня даже положили в психиатрическую больницу. И я оттуда ездил на съёмки. Я ненавидел своего персонажа Виктора Ивановича, а теперь им горжусь. Но вообще-то я люблю веселить и веселиться. Кстати, плакать легче, чем быть смешным. Грустный, отчаявшийся, кислый человек никому не нужен. Его могут пожалеть, что-то посоветовать, могут, наконец, дать денег. Драматическая маска недолго вызывает сочувствие и начинает раздражать. А весёлые люди всегда необходимы!

После выхода на экраны фильма «Антикиллер» я кокетливо заявил, что моя роль в этой картине – пуля в лоб криминальному жанру, потому что мы договорились с режиссёром Егором Кончаловским, что я не буду играть какого-то конкретного человека, а некий символ, знак, олицетворение некоего зла, безумия. И после этого подумал, что слишком уж я «заштамповался» в криминальном жанре. И как по заказу – предложение сыграть наркома Берию, а потом прошли кинопробы на роль секретаря Ленинградского обкома Жданова, потом на роль Риббентропа, а потом и на роль Хрущёва. Представляете – цепочка исторических персонажей! А когда пробовался на роль Жданова, вдруг в какой-то момент, когда волосы падают мне на лоб, режиссёр останавливает съёмку и говорит: «Вить, а давай попробуем тебя ещё и на Гитлера».

– Вы ведь и Ленина играли?

– Да, но это уже давно было. Ещё на втором курсе напророчил мне однокурсник, что играть мне Ленина. Как уж он разглядел во мне Ильича, не знаю. Так вот, в 1991 году, в «Комедии строгого режима» по Довлатову, я сыграл роль Ленина. Вернее, сыграл роль заключённого Зуева, которому в самодеятельности поручили роль Ленина. Но потом почувствовал, что все эти ленинские ужимки и манера говорить настолько прочно вошли в меня, что стали мешать мне в работе. Особенно театральные режиссёры замечали, что «опять Ленин из меня прёт».
Вообще я всякий раз поражаюсь тому, какие повороты в творческой жизни преподносит мне судьба.

Например, моя работа в спектакле «Игроки» у Олега Меньшикова, где я играю сразу две роли. Это удивительный был спектакль.

– С Меньшиковым связано несколько ваших ярких работ. Как вы встретились?

– У нас общие друзья. И когда я со скандалом в очередной раз ушёл из театра, знакомые рассказали об этом Меньшикову. И буквально через несколько дней он разыскал меня: «Это Меньшиков. Давай работать вместе». Я заорал от удивления: «Да с удовольствием!» А потом новый подарок: Мирзоев с Сухановым запускаются в Театре имени Вахтангова с «Королём Лиром». И ведь мы тоже никогда вместе не работали. А вот придумали они меня на роль Шута позвать и позвали. Тоже подарок судьбы.

– В вашей фильмографии множество исторических личностей. Как вы работаете над этими ролями: изучаете эпоху, читаете исторические источники?

– Обязательно, хотя бы чтобы не быть невеждой, чтобы не быть примитивным. У меня подход уже отработан в работе над ролью: самое главное, я вытаскиваю из персонажа обаяние, будь то положительный или отрицательный герой, злодей или хороший человек. Главное в персонаже – это обаяние, это одно из главных качеств в роли, потому что за этим идёт интерес зрителя к персонажу. Я должен вызывать интерес, а уж полюбят его или вызовет он неприятие, раздражение, бунт, мой герой, – это другой вопрос. А чтобы обаяние выработать в конкретной роли, надо знать, с кем имеешь дело.

Конечно, всё зависит от материала. Вот я снялся у Юрия Кары в фильме «Любовь к тебе как бедствие» в роли Хрущёва. И мне не надо было изучать материалы о Никите Сергеевиче, потому что он там фигура знаковая, без психологии. Просто примета времени. Но если мне предложили бы играть Хрущёва с какими-то его переживаниями, сомнениями, вот тогда я, конечно, обложился бы книгами, какими-нибудь мемуарами и дневниками.

Один из самых важных для меня исторических героев, конечно, Павел Первый в фильме Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел». Исторически сложилось мнение, что он был солдафон, самодур, ненормальный, закомплексованный, уродец. А я пошёл другим путём, через разные источники, в основном иностранные. Там о нём отзывались совершенно иначе. Как об умном, интеллигентном, с чувством юмора, красивом человеке. А самое главное – дураков не убивают, они выгодны у руля. Дураки, алкоголики, слабовольные, зависимые люди. Павел не был таковым, иначе бы не убили его через три года в собственной спальне.
Конечно, Павел совершал много ошибок, как и сегодняшние политики совершают, и чем серьёзнее работает человек у власти, тем, конечно, чаще он оступается и совершает ошибок больше. Что касается Павла Петровича конкретно, я убедился только в главном: он любил Россию и желал ей добра.

– Существует ли такой исторический деятель, которого вы сейчас хотели бы сыграть?

– Да, это, как ни странно, Малюта Скуратов. Это одна из самых загадочных, экспрессивных, кровавых фигур, о которой очень мало мы знаем. Но ведь он непосредственно влиял на судьбу Руси. Он держал в страхе огромную территорию. Это очень любопытно. Он же не Бог и не Дьявол, он был просто человек.