Особый случай. Палата №10

Голос в «трубке» был тихим, надломленным и грустным:– Я – Марина Пищальникова. Помните, вы писали про меня и мою дочку Карину. А теперь у меня есть еще Мадина…– Алло! Алло! – мне показалось, что связь прервалась, но нет, через какое-то мгновение Марина продолжила:– Мне трудно говорить. Я – в хосписе, после операции.– А дочки, дочки где? Ведь они совсем крохотные. С кем они?Конечно же, я невольно задала сразу много вопросов. На все Марина ответила так:– Они дома. Я их не отдала. И не отдам. Я не хочу, чтобы они, как и я, стали детдомовскими…Она снова замолчала. Я поняла: то, что хотела рассказать мне Марина и о чем хотела попросить, явно не вмещалось в рамки телефонного разговора. И встреча с ней не требовала отлагательств.

Дочки без мамы

Впервые Марина пришла к нам в редакцию почти два года назад. Симпатичная, черноглазая, в светлой укороченной шубке из искусственного меха. На руках она держала розовый конверт. Оттуда выглядывало смуглое личико малышки. Ни дать, ни взять юная мадонна нашего времени.

Но уже через несколько минут, когда молодая мама заплакала вместе со своей крохотной дочкой, стало ясно: за внешней идиллией скрывается трагедия. Уже на первый вопрос: «Где вы живете?» – Марина ответила: «На улице». Это было правдой. Из «гостинки» ее, мягко говоря, попросила родственница. Денег на гостиницу у Марины не было. Благо, что питание для дочки давали бесплатное. И дочка была особенной. Тогда она уже перенесла операцию. Родилась Кариночка с… открытой брюшной полостью. А еще у нее не двигались ручки. И пальчики на ладонях были сросшимися. И вот с такой малюткой, уже в морозные дни – на улице… Помню, как я пыталась из редакционного кабинета устроить Марину с Кариной хотя бы на несколько часов, на сутки. Ведь должны же быть в таком большом городе, как Кемерово, адреса для людей, оказавшихся, как Марина, в экстремальной ситуации. Увы, ночлежки не были приспособлены для мам с грудными детьми. Оставалась больница, где имелась палата для отказных детей. Марина легла туда вместе с дочкой. Юная мама боялась, что, оставив ребенка на время, она может лишиться его навсегда. Что такое жить без мамы, Марина знала. В детский дом №2 она попала в одиннадцать лет. После того, как умерла ее добрая и ласковая мама. Отец и старшая сестра посчитали, что отныне воспитанием и содержанием Марины должно заниматься государство.

Каждого ребенка, попадающего в детдом, должны поставить в очередь на жилье, если последнее не закреплено за сиротой. Но Марина-то имела полное право на свою долю квадратных метров в квартире, где оборвалось ее детство. А потому в списке очередников детей-сирот она не значилась. Есть специальные органы, которые должны контролировать, чтобы квартиры, где прописаны несовершеннолетние, не продавались, не попадали мошенникам. Увы, в случае с Мариной кто-то что-то не проследил. Вроде бы прокуратура решила отыскать виновных, но…

Но из детского дома Марина вышла в никуда. Первое время перебивалась у подруг, у сестры, которая после продажи квартиры тоже осталась ни с чем. Деньги были прожиты, пропиты. Как, впрочем, и отцом. От запоев он и умер…

Никому не отдам

Конечно, все было бы иначе, если бы мама Марины не умерла. Она бы предостерегла дочку от каких-то поступков. Но… Но вместомамы на ее пути оказался человек, которому она поверила. Когда призналась ему, что беременна, он пропал. С мужчинами это бывает. А Марина осталась одна. С дочкой-инвалидом, без крыши над головой. Спасибо городу: после публикации в «Кузбассе» Марине и ее крохе-дочке предоставили комнату в общежитии на Предзаводской. Да, это окраина города, да, туда не так просто добраться. Но это все равно лучше, чем вообще ничего. Выделили Марине и материальную помощь. Ее первой крупной покупкой в жизни стали диван и детская кроватка. В общем, деньги не были потрачены впустую. Однако до того момента, когда «станет Марина жить-поживать да добра наживать», будет еще далеко.

Помню, как в городской администрации, куда позвали и меня на обсуждение моей же статьи о Марине, одно ответственное лицо сказало:
– Вот увидите: через год эта Марина родит еще одного ребенка.

Как говорят в таких случаях – как в воду глядели. У Марины, совсем юной мамы, появилась еще и Мадина. Правда, на этот раз отец второй дочки не исчез. Напротив, стал участвовать и в судьбе первой дочки – Карины. Девочке нужны были новые операции. У Марины появилась возможность лечь с ней в обнадеживающую клинику г. Ленинск-Кузнецкий. Марина слышала, что там творят чудеса. После операции пальчики на правой ручке Карины уже отделены друг от друга. Девчушка уже может взять ими маленькую игрушку. Доктор обещал Марине, что такой же успешной будет операция и на другой ручке девочки. И что локотки будут сжиматься. Как у всех.

– Уже пора делать операцию дочке, а я, как видите, разболелась, – это первое, что виновато сказала мне Марина, когда я навестила ее в хосписе. По стечению обстоятельств и палата, где стоит ее кровать у окна, тоже под номером десять. Как и комната в общежитии на улице Предзаводской. Регистрация у Марины и ее дочек Карины и Мадины временная. Потому что комната не в собственности бывшей воспитанницы дет­ского дома, а только в аренде. Конечно, никто отсюда Марину не выселяет. Просто каждый год ей необходимо продлять договор на аренду жилплощади. Один раз она это уже делала в администрации Заводского района. Но сейчас-то поехать уже не сможет. Она и с кровати-то сама подняться не может: после операции отказали ноги. Операцию по удалению опухоли головного мозга Марине проводили в третьей городской больнице. Хоспис значится как больница №4. Сюда Марину поместили недавно. А сама операция была еще весной…

…Тот день, когда она вдруг потеряла сознание, был печальным. Марина хоронила старшую сестру. Ту самую, которая вместе с отцом продала квартиру. Да, она, сестра, была непутевой, опустившейся, спившейся. Но она была единственной, родной. Свою потерю сознания и ухудшение самочувствия Марина связала с похоронами. Последние тоже дались непросто. Но и потом Марине не стало легче. И вот диагноз, операция, последствия…

…Много людей побывало с весны до осени в комнате Марины. Наведывались медики, соцработники. Подарили игрушки, снабдили детским питанием и предложили временно (только временно!) поместить дочек в государственное учреждение. Особенно острым и актуальным стал этот вопрос после того, как ослабевшую Марину положили в хоспис. Но девочки – двухлетняя Карина и годовалая Мадина – остались не одни. С ними весь день да и всю ночь тоже двоюродная сестра Марины – Рита. В этом году Рита окончила школу, получила аттестат.

– Я еще успею получить профессию. Сейчас мне Марине надо помочь, – вот так рассуждает Рита. А еще она показывает мне, как много игрушек у ее маленьких племянниц, какая у них одежда. Потом открывает холодильник. В нем много разной еды.
– Это все муж Марины привозит. Каждый день, – Рита словно отчитывается передо мной. Потом, вздохнув, добавляет:
– Не надо забирать детей. Мы справимся. И Марина быстрее поправится, если будет знать, что дети дома.
Домой на одни сутки Марину привозил ее гражданский муж.

А я ведь тоже пыталась убедить Марину, что временное помещение детей в тот же дом ребенка будет только во благо. Но когда побывала у Марины дома, в общежитии, поняла, что Марине действительно спокойнее знать, что ее дочки даже на время не стали государственными.

Не «безотцовщина»!

Именно после предложения поместить девочек в госучреждение на время болезни Марины ее гражданский муж совершил поступок, достойный настоящего мужчины. Он подтвердил свое отцовство не только Мадины (родной дочки), но и узаконил отцовство Карины. Обе сестрички-невелички имеют теперь одного папу и носят одно отчество. Только фамилия у них мамина – Пищальниковы.

– Я понимаю, что органы опеки хотели как лучше, – Марина не то чтобы подбирает правильные слова, чтобы объяснить, почему она против, чтобы дочек забрали даже временно. Ей вообще говорить трудно. Но она вновь набирает воздуха и произносит то, ради чего вновь обратилась за помощью в редакцию:

– Лучше бы другое сделали. А именно – закрепили бы за мной и дочками эту комнату. Если со мной что случится… Но вы же видите, я стараюсь поправиться. Я нужна своим дочкам.

Официально очередь Марины Пищальниковой на получение социального жилья значится под номером девяносто три.
– Я подсчитала, что очередь подойдет только через несколько лет. А для меня сейчас каждый день как год…
Из детского дома к ней в палату №10 приходят воспитатели. И одни приходят, и с нынешними воспитанницами. Однажды вечером санитарочка принесла Марине две шоколадные конфеты.
– Кто передал? – спросила Марина.
– Девочки сказали, что они из детского дома. Привет тебе от них, а еще пожелание выздоравливать.
Этого же просит и Марина. Надеясь на врачей и на Бога.

…К следующему выходному Марину вновь повезут в общежитие. Рита – двоюродная сестра, няня, сиделка (она теперь во многих лицах) – старается, конечно, не только за Кариной и Мадиной смотреть. Рита готовит, стирает, моет пол и наводит, насколько это возможно, порядок. Но общежитие такое старое, и комната с кухней такие ветхие, а сантехника вообще никакая, что до уюта здесь далеко. А гражданский муж Марины в буквальном смысле работает днем и ночью. Лечение Марины тоже требует денег.
– Мне бы сейчас не таблетки, не капельницы помогли, а решение навсегда закрепить за нами вот эту комнату, передать в нашу собственность. Вот встану на ноги и наведу в ней порядок. Пусть мои дочки живут красиво.

Карина с Мадиной усаживаются к маме поближе. Как будто «на дорожку». Ведь через несколько минут папа увезет маму из комнаты №10 в палату №10.