Фельдшер скорой помощи рассказал всё о своей работе

Фельдшер скорой помощи Екатеринбурга рассказал, почему уже через два месяца работы по новой системе служба «03» может быть полностью парализована. Интервью с  ним разместил портал 66.ru. Мы приводим выдержки из материала, в которых затрагиваются наиболее острые темы.

— Я пришел, чтобы изменить общественное мнение и отношение людей к скорой. Это очень опасный и тяжелый труд. Никто этого не понимает. Все уверены, что они у нас одни, — говорит фельдшер Денис (имя изменено).

— Мы тоже устаем, мы тоже болеем, мы тоже иногда бываем злыми, — продолжает фельдшер. — Нужно качественно делать свою работу. Я понимаю, что у многих злость копится, когда их близкие умирают и им не смогли помочь. Дети умирают… Люди считают, что у нас есть укол «от всего», и складывают с себя ответственность. У нас много таких ситуаций: приезжаешь, спрашиваешь: «Сколько болеете?» — «20 дней», — «Куда обращались, что делали?» — «Никуда, купили антибиотики в аптеке». Вчера еще смерть была — до приезда бригады. У бабушки мерцательная аритмия. Гангрена легких.

Перед разговором Денис попросил меня зайти на портал «Фельдшер.ру», чтобы я могла увидеть нас, пациентов, глазами скорой. Здесь говорят о своей работе врачи неотложки из разных городов России. Когда читаешь сообщение на форуме, создается впечатление, что они каждый день участвуют в военных действиях.

«Я вот себе макарыча буду приобретать, а пока на вызовы с ножом хожу», — пишет один врач, его статус на портале — «молодой специалист». «Работа на «03» сама по себе достаточно грязная. Море крови, ведра пота. Если очень хочется, то в медицине можно найти работу и почище. Сидеть в больницах и есть казенную кашу. Правда, такого драйва, как на «03», уже не будет», — отвечает ему другой врач. Его статус — «профессионал».

— Я видел разное отношение людей: от «вы суперспециалисты» до «вы — люди второго сорта». Люди относятся к нам потребительски. Нам говорят: «Вы обязаны нас вылизывать, вы просто уборщики». На прошлой смене трое малолеток заявили: «Почему вы нас с ног до головы не облизали?» — «А я вам, простите, кто?» — «Вы сами такую профессию выбрали». — «Я выбрал профессию — спасать людей».

Фельдшер говорит много, слова сопровождает нервными движениями рук. Часто перескакивает с одного предмета на другой («Вы простите, это потому что я много об этом думал»).

Пациенты нам говорят: «Вы обязаны нас вылизывать, вы — уборщики!»

— Мы больше не оказываем неотложную помощь. Скорая попала в сферу оказания услуг. Пациенты считают нас людьми второго сорта. То же самое делает руководство. Сейчас оно пытается оценить «качество оказания услуги». Как будто мы подаем кофе в ресторане.

Скорую так нельзя оценивать. Мы работаем по стандартам. Могут быть люди, которые с ними не согласны. Они никогда не будут довольны качеством оказания наших услуг. Например, приезжаешь на вызов, пациент говорит: «Поставьте укол, мне плохо». Но по стандарту укол ему не нужен. Нет такого укола, от диагноза «плохо». Меня вообще убивает диагноз «плохо». Что с ним делать? Сесть, за ручку подержать?

Пациенты часто обманывают, чтобы бригада приехала. Говорят, что у них болит сердце, а на самом деле у них болит живот. Они уверены: надо так соврать, чтобы мы приехали, но от госпитализации отказываются. Недавно ребенок умер от пневмонии. До этого к нему четыре раза приезжала бригада скорой и мать подписывала отказ. Сейчас она говорит, что ей не объяснили, что ситуация была серьезной. Да врете вы, что вам не объясняли!

Пациентов нужно штрафовать за отказ от госпитализации

Вызов без госпитализации можно считать ложным. За это нужно вводить административную ответственность. По сути, такие пациенты впустую расходуют дорогостоящий ресурс целой бригады. На Западе за это бы их очень сильно оштрафовали. По новому закону, за ложные вызовы спрашивать будут с нас: почему больной не госпитализирован?

Люди часто отказываются от госпитализации, потому что считают наши больницы плохими. «Там у меня муж умер, я туда не поеду!» «Сын договорился, меня ждут в другой больнице!» Бригада по своему желанию никуда не везет пациента. Больницу определяет бюро госпитализации. Мы не такси. Мы отвозим пациента в больницу по месту вызова, которая обслуживает микрорайон.

Нам запретили брать на вызов травматику и электрошокер

Вы слышали, чтобы на пожарных нападали? А на бригаду скорой помощи — сколько угодно. Мы не имеем права применять самооборону. У нас запрет на травматическое оружие. Мне не понятно, почему другие службы защищены законом, а мы — нет. Многие врачи со смены в слезах уходят.

В 2009 году мы возили с собой травматику, газовые баллоны, электрошокеры, дубинку — для самообороны, хотя и нельзя было. Сейчас никто не возит, потому что этой дубинкой нас же и побьют. Но и тогда мы их не применяли. Это была мера устрашения. Я кулаки даже не готов применить, если честно. Единственная мера стеснения пациента — это вязки, и то мы не имеем права применять их в отсутствие полицейских. Меры физического стеснения может использовать только псих-бригада.

Приехали на вызов: сахарный диабет, «плохо». Девушке лет 16–17. Она пьяная. Скорую вызвала подруга. Когда сахар зашкаливает, плюс алкоголь, человек становится агрессивным. Мы хотели сделать кардиограмму. Нас начали оскорблять прямо с порога. Такого мата я никогда не слышал. Потом попытались спустить собаку — дога ростом с взрослого человека. Нам удалось запереть ее в соседней комнате.

Попросили девушку лечь, померили сахар. Начали кардиограмму снимать. Доктор взяла ее руку, и в этот момент получила удар в живот ногой. После этого пациентка сорвалась с места, выбежала на балкон. Стала кричать, что ее убивают, насилуют. Кардиограф нам сломала, порвала все провода. Мы вызвали полицию. Полицейские, оказывается, ее очень хорошо знают. Забрали в отделение. В результате — потеря двух часов драгоценного времени бригады. За это время можно обслужить два вызова.

Как-то был вызов в знаменитый клуб «Эльдорадо», где собирается гопота. Там была драка. Человеку разбили голову бутылкой. В результате — черепно-мозговая травма с множественными резаными ранами. Кровь лилась рекой. Мы стали бинтовать голову пострадавшему. Тут врывается группа пьяных молодых людей, все кричат: «Девушке плохо!». А у нас правило: один человек в одно время. Они в драку полезли. Оказалось, что девушка просто была в дюбель пьяная. Мы дали ей нашатырь, по щекам похлопали — и все, она сразу разговаривать начала.

Мужчины больше не идут работать в скорую

90% тех, кто сегодня приходит на скорую, — это девушки. Парней сейчас очень мало. Их можно по пальцам пересчитать. Бывает, что на вызов приезжает бригада, состоящая из девушек лет 22. И вот смотришь на них и думаешь: как они там, бедные.

Количество бригад стремительно уменьшается. По стандарту Российской Федерации, нас должно быть 140 бригад. На деле их от силы 80, а работают 60–70. Город растет, должны появляться новые бригады. Но браться им неоткуда. На них нет денег. Бригад становится меньше. В Октябрьском районе, например, теперь нет своей подстанции: у них забрали здание, его признали аварийным.

Если непрофильных вызовов станет меньше, скорая не будет опаздывать

Есть определенный порядок приезда скорой помощи. В первую очередь скорая приезжает в общественные места, на рабочие места, к беременным и детям. Во вторую — это все больные на дому. Домой скорая может ехать и два часа. В третью — больные, находящиеся в медицинских учреждениях. Им и так окажут помощь.

Онкобольные скорой помощью не обслуживаются. Мы не можем их даже госпитализировать. Им должна быть оказана паллиативная помощь на уровне участковых и других соцслужб. Надо звонить участковому врачу. Мы ничем вам не поможем.

Нам запрещено ставить уколы от температуры. Мы можем сбивать ее только физическими способами — что может сделать обычный человек. Проблема в том, что человек не хочет сам за себя отвечать. Он может три часа ждать скорую помощь, но ничего не сделать.

ОРВИ, гипертонические болезни, алкогольное опьянение на адресах — это не повод для вызова скорой помощи. Люди каждый год гибнут не от самого гриппа, а от его осложнений. Осложнения наступают из-за безалаберности. Приезжаешь на вызов. «Сколько болеешь?» — «10 дней». И чем может скорая помочь пациенту, который 10 дней болеет, да еще отказывается от госпитализации?

90–95% вызовов, которые поступают в скорую, — непрофильные. В этом главная причина опозданий скорой. Мы бы не ездили с доездами по 6 часов, если бы не были завалены непрофильными вызовами. Всех пьяных теперь забираем мы. К этому в скорой относятся очень плохо. Нагрузка возросла в разы. Теперь мы плотнее работаем с полицейскими. Только на прошлой смене у меня было несколько вызовов, где нам приходилось заезжать еще и в участок. Это дополнительное время бригады.

Водителей, не пропустивших скорую с мигалкой, надо лишать прав

По стандарту мы должны доехать до места вызова за 25 минут с момента получения вызова. Многие пациенты считают, что скорая должна появиться на пороге спустя 25 минут после их звонка в скорую. При этом скорую могут оштрафовать за опоздание, если мы не указываем пробку. Нам говорят: «Да включите мигалку!». Но водители скорую даже с мигалкой не пропускают.

Как-то мы летели в приемный покой с пациентом, у которого был геморрагический шок. Это был очень серьезный случай. Нас ни один автомобиль не пропустил. Мы даже в рупор кричали!

Я думаю, что надо ужесточить наказание за то, что не пропускают бригаду с мигалками, вплоть до лишения водительских прав. Потому что ты социально опасный — ты угрожаешь здоровью другого человека.

Если мы приезжаем к одному человеку, но видим сразу нескольких пострадавших, то начинаем их сортировать. Такое бывает, если вызов поступает с аварий. Сначала самые тяжелые, потом средней и легкой тяжести. Про это замечательно Пирогов написал: «Спешите помогать не тому, кто кричит, а тому, кто уже не может кричать от боли, а лежит и молча умирает».

У нас на вызов без терапии — 30 минут, с терапией — не больше 40 минут. Если в это время лезут еще третьи лица, то бригада подставляется. Нас могут наказать, вычесть из зарплаты. Раньше наказывали только первый номер — врача, а теперь вся бригада отвечает. Когда мы на вызове в общественном месте и к нам подходит какая-нибудь бабушка, просит померить ей давление, то бригада ее культурно посылает. Это не из-за того, что нам плевать на эту бабушку, мы просто заняты.

Любящие родственники носят только ноги больного

Нас часто принимают за носильщиков. Если мы отказываемся нести пациента, то нам говорят: тогда найдите того, кто понесет больного.

Недавно был скандал: позвонили главному врачу и пожаловались на то, что бригада отказалась нести пациента. Но простите — я один, со мной пожилой доктор, а некоторые бабушки и дедушки весят под 100 кг. Получается, что сначала мы должны спустить его на руках с восьмого этажа, а потом, не отдышавшись, трясущимися руками, оказывать ему неотложную помощь. Причем там дом был полон родственников. Все молодые, крепкие, но никто не понес.

Самое забавное, что любящие родственники, если несут, то обычно ноги больного. А бригада несет самое тяжелое. Вот так мы родственников своих любим. Однажды мне пришлось шесть раз носить пациентов за сутки. К концу дня просто ничего не мог делать. Руки, спина отваливались.

С этого года мы стали получать на 4–5 тысяч меньше

Мы первый месяц работаем по-новому. Минусов много, плюсов пока не нашли. Есть страх, потому что нам не дают гарантий достойной оплаты труда. Почему врачи с порога требуют полис либо паспорт? Потому что по полису наш вызов оплатится ОМС, сколько бы мы на него ни потратили лекарств. Если у человека нет ни паспорта, ни полиса, то вызов будет оплачиваться муниципалитетом. На город дано 25 тысяч таких вызовов. А когда мы израсходуем эти 25 тысяч? Мы за 2 месяца уже 5 тысяч потратили.

Вопрос в том, кто будет оплачивать эти вызовы? Ведь бригада вышла на вызов, мы потратили лекарства, время. Если выход не будет найден, то скорая уже через месяц встанет. Ее просто не будет. Не будет бензина, он тоже за деньги продается. Не будет зарплат, лекарств.

В этом месяце мы получили зарплату на 4–5 тысяч меньше, чем обычно. Обычно я получал 16,5 тысяч (формально я получаю 18 тысяч). Из них три тысячи — это аванс. Еще 16 тысяч в конце месяца на руки. Сейчас получил 12,5, потому что закончилась федеральная программа. Многие ждут второго квитка, но, похоже, что его не будет.

Наши врачи сразу почувствовали разницу. Мы целые митинги на подстанции устраиваем. Но бастовать не можем — служба скорой помощи не имеет права бастовать. Помитингуем и расходимся по домам. Начальство нам говорит: «Мы и сами ничего не знаем». Наше начальство — это те же самые врачи, они не могут изменить экономическую политику государства.

Нам пообещали ввод «стимулирующих». Это выплаты, которые, по мнению начальства, должны пробудить в нас желание самосовершенствоваться и больше работать. Никто не знает, какой размер этих выплат. Говорят, что это будет зависеть от количества вызовов, которое ты обслужишь. При этом качественно одна бригада может обслужить не больше 20 вызовов. Качественно — это с госпитализацией.

Скоро неотложную помощь вам будут оказывать гастарбайтеры

Пока это из области страшилок, но в будущем гастарбайтеры будут не только водить автомобили скорой, но и оказывать неотложную медицинскую помощь. Им денег много не надо, они будут рады тому, что есть. Но и уровень медпомощи будет совсем другим. Новый работник, придя на скорую, сначала проходит обучение внутри бригады. Его учат работать здесь, в нашей стране, по нашим стандартам. Пока они адаптируются, здесь столько людей помрет.

Многие врачи уходят из скорой. У них семьи, дети. Они не могут их прокормить. У нас очень дешевые дополнительные смены. Полностью оплачивается ставка (100%), со всеми надбавками, а берешь больше одной ставки — идет уже голая ставка. У меня ставка — всего 4 тысячи. Берешь полторы ставки — две тысячи сверху. Оно того не стоит.

Скорую спасают энтузиасты: «Я буду работать и за 5 тысяч, потому что работу люблю». Кто приходит в скорую за деньгами — тот не наш человек. Денег здесь нет, и физически мы действительно сильно изнашиваемся. Но работа цепляет. Это как детектив: каждый раз что-то новое.