О матросах, яйцах и девицах

Беда в том, что сильные чувства тут - только с одной стороны: это МЫ их то любим, то ненавидим, ОНИ нас побаиваются или игнорируют...»

Берущийся писать об отношениях России и Запада рискует (ежели только он не историк-профессионал, защищенный броней специфических познаний, а пуще того - пыльноватого академического занудства) очутиться в положении пьяного гусара, жонглирующего яйцами (куриными, поручик, куриными!) в компании сослуживцев и дам: и сам измараешься, и других измараешь (наговоришь глупостей и/или банальностей), и на оплеуху нарваться рискуешь (нахамят ведь в ответ, непременно нахамят!). Но к теме возвращают обстоятельства сиюминутные (то у нас Бронзовый солдат, то небывалое ликование по поводу Олимпиады в Сочи с непременным у сетевой публики рефреном «мы им вставим!», то мы из ДОВСЕ* выходим) или уж вовсе практические (вроде облегчения шенгенского визового режима, который как бы не обернулся на практике ужесточением, или вот британской несимметричной реакции на невыдачу месье Лугового: кто даст что-нибудь важное на отсечение, что простого россиянина в итоге не перестанут пускать в любимый мной город Лондонск?).

Непростые эти отношения в современном массовом сознании обычно трактуются куда как просто. Вариант а), условно-патриотический: мы - великие, духовные и богатые, они нас боятся и оченно не любят, они хотят видеть нас слабыми и покорными (как там у рок-гуру господина Кинчева - про шакалов, которые «со всех сторон... на золото наших икон»?), а при любом нашем усилении визжат и злобствуют. Вариант б), условно-ультралиберальный: мы - дикие и агрессивные, склонные к тирании и захватничеству, так что правильно они делают, что боятся и не любят, любое наше усиление ведет к возведению темницы и экспорту хамства, так нам и надо, точка. Ну, бывают еще нюансы, но тактические.

Сдается, однако, все не то чтобы сложней - но чуточку иначе. Сейчас, впрочем, тоже ничего оригинального не скажу, но... Про женскую природу России говорено многажды, Запад же (некий обобщенный, конечно, и усредненный Запад) - существо, безусловно, мужское: мореплаватель, авантюрист, проповедник, бретер, вагабонд, засеявший спорами своей цивилизационной модели полмира. Отношения выстраиваются соответственно: как между матросиком с каравеллы, морским бродягой, и девицей из порта (не путать с портовой девкой: зачем себя-то обижать, мы вполне постоянны в своих привязанностях). Матросик испытывает к девице несомненный интерес, да и куда ж деваться от естественной потребности попользоваться. Девица влюбляется и стремится всячески владеть его вниманием. Матросик шарахается: никакой зависимости он не желает, на фига она ему нужна-то, да и боязно - не столько даже силы он боится (хотя и силы тоже - непонятной, темной, женской), сколько навязчивости, непредсказуемости и вообще темперамента. Девица жутко ревнует, устраивает истерики с битьем посуды, скандалит на причале: любовь маятником откачивается в ненависть. Матросик иногда звереет, пытается девицу поколотить, подчинить и унизить; но женская природа в чем-то точно сильней, так что в этих случаях ходить ему с расцарапанной мордой. Плюнув, он поворачивается к девице кормой и отчаливает в плавание (особенно когда она ведет себя совсем уже невменяемо); однако корабли рано или поздно возвращаются в порт - и все по новой.

Беда в том, что сильные чувства тут - только с одной стороны: это МЫ их то любим, то ненавидим, ОНИ нас побаиваются или игнорируют (хотя и деться, конечно, никуда не могут). Подсознательно девице явно хочется стать, как матросик, только круче (нередкий, согласитесь, в женской - и почти отсутствующий в мужской! - психологии кунштюк). Русское сознание, сколь угодно негативно настроенное по отношению к Европе и Западу, все равно ведь склонно воспринимать именно их в качестве безусловной точки отсчета: если у нас некая альтернативная идеологема (будь она «Третий Рим» или мировой коммунизм), то альтернативна она по отношению к ним, а не к кому-то еще (не «Второй Пекин» ведь и не какая-нибудь инверсия ислама). Но на отрицательном позиционировании («прежде всего мы отличаемся от них») далеко не уедешь. Величие нацеленной на экспансию цивилизации (а мы ведь склонны воспринимать себя не как страну, но как цивилизацию, «русский мир») - не только в территории, населении, пушках или даже экономике, но и в том, что она транслирует полноценную и привлекательную для других модель миропонимания и жизнеустройства. У Европы и Штатов такие модели есть. У России - едва ли; и уж точно не сейчас.

То есть мы отчасти обижаемся правильно - нас действительно обижают. Не только мы опускаем тот или иной «железный занавес» - Запад охотно крутит лебедку со своей стороны, сплошь и рядом опережая события - и тем только усиливая наш изоляционизм. Увы, от изоляции нам куда больней, чем им: это ведь нам надо любви, а им надо удобства и контроля. Ах, навязать бы им наши правила... но не получается и не получится: сила иногда есть, но правил-то нету. Остается разве научиться, оставаясь собой, вести себя по их правилам - не пугать ни истерической злостью, ни истерической страстью, тогда бы, верно, вожделенный и ненавидимый Запад перестал бы от нас так шарахаться, воспринимал бы адекватнее, не перекраивал визовые режимы, и уж тем паче не обзывал «империей зла». Надо думать, именно о таком приятии европейских канонов при сохранении суверенного статус-кво мечтали когдатошние русские западники - ребята почестней и поумней нынешних либералов. Да и те современные сограждане, кто по возвращении из очередного европейского вояжа испытывает ощущения, одним моим знакомцем обозначенные: «ударился об Родину», - они тоже, надо думать, хотят чего-то такого...
Но, как сказал товарищ Сухов, «эт' вряд ли». Почему - отдельный вопрос. По поводу которого разбито ничуть не меньше яиц. Куриных, разумеется, куриных.

* Договор об обычных вооруженных силах в Европе