Дикий Кузнецкстрой

Предисловие.

Однажды, возвращаясь  со службы  домой, невольно подслушал в трамвае беседу двух старушек попутчиц. Тема диалога оригинальностью не блистала - бабушки на весь вагон звонко критиковали погоду, монетизацию, министра здравоохранения, депутатов и «ох, уж, эту молодежь». Но с благоговением  вспоминали годы былой юности. В пересказе пенсионерок прошлое выглядело светлым, сытым и абсолютно безобидным. Я вышел на своей остановке, услышанное не давало покоя: « А что, собственно говоря, молодые новокузнечане  знают о родном городе  38-го или, допустим, в 63-го года? И было ли прошлое таким уж бело-пушистым, как представляли его мои попутчицы преклонного возраста »

1931-й: «ДАЙТЕ ЛАМПУ И  КЕРОСИН!»

До первого чугуна оставалось еще строить и строить, а хаотично разбросанный жилой сектор, состоящий из бараков, землянок и просто куч тряпья, брошенного под телегу, назвать городом можно было лишь с большой натяжкой. Тогда населенный пункт назывался, как и сейчас, Новокузнецком (Сталинском он станет «по многочисленным просьбам трудящихся» лишь в 1932 году).  В те дни Кузнецкстрой  являл собой клубок ярких контрастов - на улочках валялись околевшие собаки и лошади, в густо заселенных бараках  свирепствовали тиф, на улицах - головорезы с наганами и финками. В соседних уездах гастролировал театр имени Вахтангова, а в холодных клубах, наспех сколоченных из досок, играли скрипачи с мировыми именами. Шатающиеся от голода и заедаемые вшами первостроители при свете лучин обсуждали «Принцессу Турандот», грядущую победу мировой революции и отдавали скудный заработок на постройку дирижабля «Клим Ворошилов». Время было одновременно и страшным, и блистательным.

В этот чудный и лихой год, Кузнецкстрой походил не на ударную стройку, а, скорее, на Дикий Запад времен банды Джесси Джеймса. Хулиганство, драки и поножовщина в юном городе было делом обыкновенным и повседневным. Практически каждый номер местной газеты публиковал длиннющий список адресов, которые блюстители закона могли посетить лишь гурьбой, держа служебное оружие наизготовку. Не так давно закончилась гражданская война, и на руках у населения оставалось огромное количество наганов и маузеров, винтовок, обрезов. В сети коммерческих магазинов «Акорт» (возможно так в то время произносили слово «аккорд») свободно продавались ружья, берданы, винтовки и револьверные обоймы.  Недаром вспомнился Дикий Запад, ибо только самый отчаянный новокузнецкий «шериф» мог в 31-м году в одиночку зайти, к примеру, в барак №52 по улице Парижской Коммуны, в котором всякий желающий мог сбыть краденое и отовариться самогоном, марафетом или женщиной сомнительного поведения.

Несознательные элементы гоняли не только осодмильцев (дружинников, если говорить современным языком) и представителей оперативно-истребительной службы (такое устрашающее название носила санэпидемслужба), но и политически активных граждан, невзирая на возраст. В номере за 5 января рассказывалось, как увидев пьянство в бараке №30 пионеры - дети рабочих мартеновского цеха занесли на «доску плохих» (только потом она превратится в стенд «Они мешают нам жить и работать») местных пьяниц и дебоширов. После этого юным ленинцам пришлось спасаться бегством. «Пьяницы и дебоширы» преследовали политактивную молодежь с ножами и при этом кричали: «Горло вырву, молокососы!» «Этот ни с чем не сравнимый дебош разлагающе действует на работу пионерских отрядов - упала посещаемость, так как дети боятся идти в пионеры. Гонения на пионеров - это не просто хулиганство, а классовая ненависть ко всему новому!» - делала в заключение вывод городская газета.

Представителям власти хулиганами и бандитами особо заниматься было некогда, партия поставила перед ними другие задачи. Год начался с чисток и выявления так называемых лишенцев. Помнится, в «Золотом теленке» бухгалтер Берлага, дабы избежать увольнения, прикидывался вице-королем Индии. На деле все выглядело не так смешно, как в знаменитой книге: повсеместно вывесили ящики наподобие почтовых, куда народу было предложено бросать заявления об имеющихся на стройплощадке лишенцах и беглых кулаках, проще - «стучать» на соседей и знакомых. В деревнях коммунисты тоже были очень заняты - выполняли садистское постановление партии об искоренении кулака как класса. Зажиточные крестьяне, спасаясь от пули или пожизненной путевки в тундру, бросали нажитое имущество  и под видом голытьбы устраивались на Кузнецкстрой землекопами, плотниками или разнорабочими.

Анонимность заявлений «честных пролетариев» на «чуждых элементов» гарантировалась государством. Всего за неделю «рабочий класс и трудовое крестьянство» Кузнецкстроя набросали в эти ящики 525 записок. Проще сказать, доносов. Тщательная проверка выявила, что только 320 заявлений правдивы, а все остальные являются липой. Вот образец одной такой информации: «В нашей столовой орудует рука вредителя. Повар Алешин не просто повар, он работал у князя Голицына. Алешин не забыл старой сладкой жизни и мстит тем, кто отнял ее у него. Алешин отравляет рабочие желудки: «Я для них стряпать не умею!» Княжескому лакею не место в рабочей столовой!» Подписи, естественно, не было.  В январе методической чистке от «политически чуждых» подверглись пожарная охрана Кузнецкстроя и все без исключения магазины, ларьки и столовые. Что делали с выявленными «врагами», газета не сообщала. А мы можем только догадываться об их дальнейшей судьбе...

В стране царил небывалый голод, который длился практически до 35-го. В Поволжье и на Украине доходило до  каннибализма. Стройку беда обошла стороной, так как рабочих худо-бедно, но все-таки кормили. В магазинах Кузнецкстроевского  ЗРК  по паевым книжкам строитель на месяц мог получить кило печенья, две банки  консервированных овощей ирландского производства и сто граммов кирпичного чая. В коммерческих лавках того же  «Акорта» было практически все, чего душа пожелает. Власть строго следила за тем, чтобы обитатели  не отправляли за пределы города продовольственные посылки для своих голодающих родственников. Даже малюсенькие бандероли по распоряжению  прокурора вскрывались.

Особенным дефицитом являлось топливо. В статье «Дайте лампу и керосин!» рабкор Червончик пишет: «Попробуйте приобрести керосиновую лампу. За лампой нужно сходить в магазин ЦРК №40, горелки к лампе продаются в магазине №18, стекло - в ларьке около водокачки. Еще нужен фитиль, но на площадке его не найдешь. За фитилем надо ехать в Кузнецк. А еще нет керосина. Где его брать, если нигде нет керосиновых лавок?»

Проблемой оставались вопросы санитарии и гигиены. Нормального водопровода пока еще не существовало, а отпуск кипятка производился по специальным маркам, изготовленным из жести - «не более шести литров на одно лицо». Начались вспышки инфекций, и горисполком выпустил указ о содержании в чистоте улиц и дворов. Проблема была более чем серьезная, раз ответственность за ее выполнение возложили на НКВД.

В начале февраля бани сделали платными, определив стоимость одного посещения в 15 копеек. Некоторые махнули на это дело рукой, но их более сознательные товарищи тут же отреагировали, в газете появились едкие четверостишия в стиле Маяковского, бичующие грязнуль поэтизированным словом социалистической сатиры:

«Ударник! Слава о тебе гремит за работу твою упорную,

Но почему твой барак знаменит загаженной уборной?»

Или вот такой сермяжной, кондовой прозой: «Лаборант Сарментов не ходил в баню со времен царя Гороха. Рабочие требуют от его товарищей сводить его в баню». Как же должен был «благоухать» миазмами бедный лаборант, раз появлялся повод писать подобное? Опасаясь эпидемии, специальным постановлением  закрыли самостийные кладбища, располагавшиеся возле палаточного городка, Соцгорода, железнодорожной линии и конного двора ЦРК. Хаотичным захоронениям пришел конец. Новому гигантскому погосту отвели место за Сад-городом около Редаковского выселка.

Зато совсем никаких проблем не было в плане «культуры». Если кто и мог пожаловаться на нехватку театра и синематографа, то лишь самый привередливый. Фильмы крутили в шести местах: клубах Сталина, Водоканалстроя, ИТР, Третьего года пятилетки, Металлистов и железнодорожном клубе имени Мамонтова. Демонстрировались не только ставшие классикой «Броненосец «Потемкин»  и «Красные дьяволята»,  но и такие «блокбастеры», как «Третья жена муллы», «Конец Дерягина» и «Токарь Алексеев». Реклама так и манила неискушенного зрителя: ««Элисо» - лучший фильм из жизни Кавказа. Картину иллюстрирует пианино и скрипка. В фойэ буфет!» В те времена слова «фойе» и «диета» писали почему-то через «э»...

В середине небывало жаркого лета на площадку приехал знаменитый театр Вахтангова. Прибыли 65 человек со своими декорациями и обслуживающим персоналом. Гастроли, правда, едва не сорвались, не успев начаться, так как артисты умудрились в районе «десяти каменных домов потерять фанерный ящик зеленого цвета со специальными театральными лампами «Осрам» и зеркальными и цветными стеклами к ним». Ящик вскоре нашелся, и москвичи показали свои лучшие спектакли. На страницах «Большевика Кузнецкстроя» рабочие делились полученными впечатлениями: «Электромонтеру Гончаренко постановки понравились, но не понравилось, что артисты переодеваются тут же на сцене. А члену цехкома слесарю-ударнику Абрамову это-то как раз и понравилось. Призывник Елисеев сказал, что «Принцесса Турандот» - ненужная сказка, так как рабочим Кузнецкстроя надо показать спектакли, которые «революционно поднимают». Очень хороший спектакль, но без классового содержания». (В.В.: Лично меня больше всего умилило мнение слесаря Абрамова)

Полки пока еще малочисленных книжных лавок ломились от товара. В сентябре завезли большую партию литературы. Самой дорогой книгой и по цене, и по духу оказалось сочинение Сталина «Вопросы ленинизма», стоила она  аж 95 копеек. На эти деньги шесть раз можно было сходить помыться. Кому работа вождя оказывалась не по карману, то всего  пятачок стоили трактат «Корми свиней, как датский крестьянин» и труд Василия Штейнберга «Конопля в поле и на пойме». Сейчас таких книжек  днем с огнем не сыщешь.

Когда лето подошло к концу и жара пошла на убыль, горисполком зачем-то издал указ «об устройстве и содержании в порядке заведений, торгующих фруктовыми водами, квасом и медовыми напитками» (власть всегда, как сейчас, так и в те времена, видимо, отличалась завидной своевременностью и актуальностью своих постановлений). Власть порекомендовала торговцам «брать воду только из водопровода». Воспрещалось производить окрашивание напитков каменноугольными красками, а все лавки должны быть удалены от помоек и общественных уборных не менее, чем на 10 метров.

Прочитал это чиновничье распоряжение многолетней давности, и что-то расхотелось пить «фруктовые воды, квас и медовые напитки» даже те, что продают в многочисленных «торговых лавках» сейчас...